Соотношение зла и насилия. Философия насилия

Очень много проблем и боли люди испытывают из-за отсутствия понимания базовых понятий Добра и Зла, которые не являются лишь теоретической философией. Напротив, и пронизывают нашу жизнь вдоль и поперёк, проявляя и реализуя себя через соответствующие идеалы и принципы. Идеалы и принципы Добра или Зла.

И пока человек не принял и не понял, что Добро и Зло существует, что это суровая реальность, а не демагогия, он не способен сделать выбор в какую сторону он идёт, по какому пути он следует – к Свету, к Достоинству, к Богу или к Его противоположности, во тьму.

Балансировать между Добром и Злом также возможно, по крайней мере какое-то время, но рано или поздно придётся сделать выбор. Потому что если человек одинаково относиться и к добру и злу, накапливая их в себе – его, рано или поздно, начинают разрывать противоречия, и если он не делает выбор, его жизнь превращается в ад.

Что такое Насилие

С Насилием в своей жизни мы сталкиваемся постоянно: когда кто-то его проявляет по отношению к нам, когда мы сами проявляем психологическое или эмоциональное насилие по отношению к другим людям, не редко встречается проблема насилия над собой. В целом, это то, с чем почти все мы живём и миримся, и часто не понимаем что с этим делать.

Начнём с эзотерических определений:

Насилие – преобразование какой-либо энергии, объекта или процесса против их воли. Насилие, в свою очередь, ведёт к несвободе или зависимости.

Несвобода – состояние отсутствия возможности выбора, зависимость от кого-либо или от чего-либо.

Насилие – всё, что ведёт к подавлению, ограничению, блокировке и разрушению человека, его и судьбы. Насилие – лишение свободы и разрушение.

Причём, когда человек идёт на поводу у своего эгоизма, корысти, подлости, негативных разрушительных или порочных желаний – это прямое насилие на Душой и божественной природой человека.

Поэтому, чтобы освободить себя от насилия и его программ, чтобы не быть подверженным насилию извне – необходимо научиться различать в себе свою Душу и её чистые стремления, и своё порочное , с его пороками, животными и другими тёмными желаниями. А для этого необходима высокая степень и различения в себе Добра и Зла, достойного и недостойного. Совсем непросто научиться растождествлять в себе чистую и с его и , но для развития и достижения счастья это крайне важно.

На что заменяется Насилие?

Насилие – заменяется на Ненасилие и светлую Силу.

– это способность влиять без подавления и без разрушения воли другого человека или своей воли. Например , когда ты не заставляешь, а мотивируешь, переключаешь человека (или себя), чтобы он сам всё понял, чтобы в нём пробудились необходимые стремления, энергия для действий.

Сила – светлая Сила: сила веры, сила стремлений, сила духа, силу любви. Светлая Сила – укрепляет Душу человека, а не разрушает её. Светлая Сила – раскрывает уверенность, чувства, стремления души, высокий Дух, защищает от негативных воздействий, т.д.

Избавляться от насилия, как правило, не бывает просто. Особенно, когда насилие стало привычкой и образом жизни, когда оно во всём в том, как человек думает и говорит, ведёт себя, в его методах, эмоциях, словах и поступках.

Но всё возможно, если потрудиться и поработать над собой.

Если у вас возникнут конкретные вопросы – .

Читайте близкое к теме:

Проблема соотношения насилия и ненасилия в человеческой жизни чрезвычайно сложна, поскольку она затрагивает все аспекты существования индивида и того общества, в котором он живет. Взаимоотношения людей предполагают сотрудничество. Если оно налажено в соответствии с этическими предписаниями, то насилию нет места. Моральные субъекты взаимодействуют между собой не по праву силы, а на основе согласования своих ценностных предпочтений.

Впервые тезис о ненасилии был сформулирован более трех тысяч лет тому назад в древнеиндийских гимнах. Принцип ненасилия занимает важное место в Ветхом и Новом Завете. Древнееврейский пророк Моисей передает одну из десяти заповедей Бога: "Не убий". Иисус Христос отвергает древнее правило "око за око, зуб за зуб" и предлагает подставить ударившему тебя по правой щеке еще и левую. До Христа учили ненавидеть врагов, он же предлагает их возлюбить так же, как и своих ближних. В русской философии идею непротивления злу насилием энергично проповедовал Л. Н. Толстой. Он видел в этой идее конкретизацию постулата любви к Богу.

Интересный анализ соотношения насилия и ненасилия в современном обществе дает А. А. Гусейнов. Понятия насилия и ненасилия, пишет он, надо рассматривать в широком контексте борьбы добра против зла, борьбы за социальную справедливость и человеческую солидарность. Большинство философских и религиозных учений признает насилие злом. Теории, включающие насилие в позитивный контекст человеческой деятельности, как правило, не опускаются до апологии насилия. Марксизм, например, в котором содержится известная романтизация насилия, проводит различие между разными формами насилия (справедливые и несправедливые войны), рассматривает его в затухающей перспективе, постулируя идеальное состояние общества, при котором не будет насилия.

В определении понятия насилия существуют два подхода, один из которых можно назвать абсолютистским, другой – прагматическим. Согласно абсолютистскому понятие насилия имеет резко выраженную негативную окраску. Оно употребляется в очень широком значении, включающем все формы физического, психического, экономического подавления и соответствующих им качеств, таких как ложь, ненависть, лицемерие и т.д. При этом подходе насилие практически прямо отождествляется со злом вообще. Тут возникают, как минимум, две трудности: во-первых, снимается проблема объяснения насилия, возможности его конструктивного использования в случае необходимости; во-вторых, отрицание насилия выглядит как абстрактная моральная программа, плохо согласующаяся с реальной жизнью.

Прагматический подход ориентируется на ценностно нейтральное и практическое определение насилия, отождествляет его с физическим и экономическим ущербом, который люди наносят друг другу. Так, насилием считается убийство, ограбление и пр. Тем не менее прагматический подход позволяет ставить вопрос о возможности использования насилия в определенных ситуациях.

Обычный взгляд на эту проблему состоит в том, что в малых дозах насилие оправдано. Особенно в тех случаях, когда малое насилие предотвращает большее насилие, которое к тому же никаким иным способом предотвратить невозможно. Но не существует никакой единицы измерения насилия. Проблема становится особенно безнадежной, когда речь идет об упреждении насилия. Толстой говорил, что пока насилие не совершено, никогда нельзя с абсолютной достоверностью утверждать, что оно будет совершено, и потому попытки оправдать одно насилие необходимостью предотвращения другого всегда будут логически уязвимыми и нравственно сомнительными. Насилие невозможно сосчитать, измерить, даже если его можно было бы охватить чисто внешним образом.

Трудности, связанные с определением насилия, можно преодолеть, если рассматривать насилие в сопоставлении с таким понятием, как "свободная воля " и как одну из разновидностей властно-волевых отношений между людьми. Власть в человеческих взаимоотношениях можно определить как принятие решения за другого, умножение, усиление одной воли за счет другой. Насилие есть один из способов, обеспечивающих господство, власть человека над человеком. Насилие – это принуждение и такой ущерб, которые осуществляются вопреки воле того или тех, против кого они направлены. Насилие есть посягательство на свободу человеческой воли. Такое понимание насилия не ведет к простому отождествлению его с властью. Насилие как определенную форму общественного принуждения необходимо отличать от инстинктивных природных свойств человека: агрессивности, воинственности, плотоядности, а также от других типов властных отношений, в частности патерналистского и правового.

Проблема оправданности насилия связана не вообще со свободой воли, а с ее нравственной определенностью в качестве доброй или злой воли. Когда говорят об оправданности насилия, то обычно рассматривают только один аспект – против кого оно направлено. Но не менее важна и другая сторона – кто бы мог, имея достаточные основания, осуществить насилие, если бы мы признали, что в каких-то случаях оно вполне оправданно. Ведь недостаточно решить, кто может стать жертвой. Надо еще ответить, кто достоин стать судьей.

Проблема возникает из-за того, что люди не могут прийти к согласию по вопросу о том, что считать злом, а что – добром, не могут выработать безусловные, всеми признаваемые критерии зла. И в этой ситуации лучше всего признать абсолютной ценностью саму жизнь человека и вообще отказаться от насилия.

Право на осуществление насилия могла бы иметь абсолютно добрая воля, а оправданием его применения могло бы стать то, что оно направлено против абсолютно злой воли. Однако человеческая воля не может быть ни абсолютно доброй, ни абсолютно злой. Абсолютно добрая воля невозможна, в силу парадокса нравственного совершенства. Абсолютно злая воля невозможна, потому что такая воля уничтожила бы саму себя.

"Ненасилие – этический принцип, согласно которому границы морали (нравственности) совпадают с отрицанием насилия; постнасильственная стадия борьбы с социальной несправедливостью". Ненасилие исходит из убеждения в самоценности каждого человека как свободного существа.

Одно из часто повторяемых возражений против ненасилия как исторической программы состоит в том, что оно исходит из слишком благостного и потому нереалистического представления о человеке. В действительности это не так. В основе ненасилия лежит концепция, согласно которой человеческая душа является ареной борьбы добра и зла. Как писал Мартин Лютер Кинг, "даже в наихудших из нас есть частица добра, и в лучших из нас есть частица зла". Считать человека радикально злым – значит незаслуженно клеветать на него. Считать человека бесконечно добрым – значит откровенно льстить ему. Должное же ему воздается тогда, когда признается моральная двойственность человека.

Из постулата свободы воли человека вытекают как минимум два важных этических вывода. Первый – человек открыт добру и злу. Второй – нельзя ответить на вопрос, что такое человек, не отвечая одновременно на вопрос о том, что он должен делать.

Ненасилие как философская позиция и нормативная программа делает акцент на доброе начало в человеке, на то, чтобы усиливать его путем культивирования. Этим оно существенно отличается от насилия, как и в целом от властных отношений, которые направлены прежде всего на то, чтобы ограничивать, блокировать разрушительные проявления человеческой свободы. Ориентируясь на добро, сторонники ненасилия тем не менее понимают, что моральная двойственность человека является неустранимой основой бытия человека. Основная установка ненасилия – исправить отношения, превратить врагов в друзей, сделать так, чтобы предшествующее зло не стало абсолютной преградой для последующего сотрудничества.

Вопрос о соотношении насилия и ненасилия в жизни общества связан с проблемой социальной справедливости. Ответное насилие и активное ненасилие, говорит А. А. Гусейнов, – разные ступени, стадии зрелости человеческих усилий, направленных на борьбу за социальную справедливость. Ответное насилие пользуется для этой цели неадекватными средствами и в лучшем случае может рассчитывать на ограниченный и внешний успех, но оно не выводит за пределы насилия. Даже если признать, что насилие может вести к справедливости, то это вовсе не значит, будто оно само является справедливым делом. В то время как ненасилие направлено на устранение не только результатов несправедливости, но и их внутренних оснований, оно разрывает цепь насилия, поднимает человеческие отношения на другой уровень.

В реальном историческом процессе ненасилие, скорее, превалировало над насилием, было преобладающей тенденцией. Если бы это было не так, то человечество наверное уже не существовало бы. Человеческое бытие возможно лишь в той мере, в какой ненасилие превалирует над насилием. Однако такой благоприятный для человечества баланс ненасилия и насилия не является законом, раньше он в значительной мере был гарантирован слабостью разрушительных средств. Сейчас же нависшие над человечеством глобальные опасности – ядерная, экологическая, демографическая, антропологическая и другие – поставили его перед роковым вопросом: или оно откажется от насилия, "этики вражды", или вообще погибнет. Философия и этика ненасилия сегодня уже не являются делом индивидуального выбора, они приобрели в высшей степени актуальный исторический смысл.

«На вопрос, в какое время мы живем, можно дать однозначный ответ - в эпоху сверхнасилия. Оно витает повсюду в современном мире, проникает во все поры общества: в политику, экономику, науку, культуру» .В этом апокалипсически звучащем высказывании американского философа Л. Тайгера нашла отражение сложившаяся в настоящее время обстановка всеобщей конфликтности и беспрецедентного скачка всех видов насилия, проявлений агрессивности и терроризма.

История, конечно, всегда влачила свою «триумфальную колесницу» через горы трупов и моря крови. Но драматизм нынешнего периода заключается в том, что теперь человечество живет в условиях ядерного противостояния, когда увеличивается число государств, обладающих оружием небывалой разрушительной силы. Впервые поставлена под вопрос бессмертность человеческого рода. Гамлетовский вопрос – быть или не быть? – встает теперь уже не в философском, а в жизненном, практическом смысле.

Наличие очень разных в содержательном аспекте типов насилия, его функций и целей делает сложным нахождение его обобщенной характеристики, выработку единого общепризнанного понятия. Но можно согласиться с тем, что «насилие является проявлением самой структуры Бытия» . Оно представляет специфическую форму отношений, осуществление которых связано с «при-менением силы», «нанесением физического, духовного и имущественного вреда», «нарушением чьих-либо интересов и прав», «подавлением свободы воли». Насилие или угроза его применения принуждает людей к поведению, не соответствующему их желанию, препятствует «соматической и духовной реализации человеческих потенций». Такие определения даются многими исследователями этого феномена.

В социальном насилии как одном из видов межчеловеческих коммуникаций находит экстремальное выражение столкновение и противоборство интересов и целей субъектов общественных отношений – государств, классов, этносов. К наиболее распространенным проявлениям насилия относятся войны, вооруженные революции, политические репрессии, терроризм, геноцид.

Насилие выступает в роли «повивальной бабки», к услугам которой прибегают для разрешения классовых и этнических антагонизмов, революционной смены отживших и установления новых политических режимов и экономических укладов. Становление новых способов производства происходило под воздействием не только объективных экономических законов, но также требовалось задействование принудительных мер. К. Маркс отмечал, что процесс капиталистического накопления не мог обойтись без насильственной экспроприации, «превращение земледельческих феодальных обществ в промышленные... достигается не только так называемым естественным путем, а при помощи принудительных средств» .

В силу своей роли и значимости насилие всегда находилось в центре общественной мысли и практики человечества. Оно осуждалось и проклиналось, им пугали и угрожали, его объявляли абсолютным злом и «происком Сатаны», провозглашали движущим фактором общественного прогресса, прославляли и возводили в культ. Трудно, наверное, найти другую специальную категорию, вокруг которой наслоилось бы столько противоречивых суждений, в оценке которой наблюдалось бы столь непримиримое различие мнений.

О непреходящей значимости проблемы социального насилия свидетельствует тот факт, что ни один крупный мыслитель прош-лых веков и современности не обошел ее своим вниманием. Начиная с античной философии и до наших дней представители разных идеологических направлений и философских традиций занимаются исследованием природы и корней насилия, его роли в истории. Неослабевающий интерес к этой проблеме объясняется тем, что она имеет не только академический, но и политический характер, актуальную практическую значимость. Проявления насилия тесно связаны с классовыми и национальными отношениями, международной политикой, непосредственным образом затрагивают интересы всех социумов, влияют на судьбы всего человечества. Отсюда проистекает и резкое размежевание, и бескомпромиссность позиций в этом вопросе разных общественных групп и политических сил, отражающих их интересы и цели.

На каждом этапе цивилизационного развития проблема насилия обладает своими характерными особенностями и отличительными чертами. Изменение исторических условий влечет и изменение форм и методов насильственных действий, их соотношения, масштабности и последствий. Требуется и корректировка концептуальной трактовки этого явления, его оценки и восприятия в соответствии с трансформирующейся жизненной реальностью и наличным бытием.

К основным факторам, определяющим сейчас новые явления и тенденции в этом вопросе, можно отнести глобальные изменения, связанные с научно-технической революцией и геополитическими сдвигами; усиливающееся неравенство и противостояние между богатыми, динамично развивающимися государствами и отсталыми, все более нищающими странами, представляющими, к тому же, разные социокультурные сообщества; рост в связи с этим проявлений экстремизма и фундаментализма. Международная напряженность и конфликтность увеличились вследствие происшедшего превращения мира из двухполярного в многополярный, что привело к нарушению существовавшего равновесия сил, усилению имперских амбиций США и их стремлению к монопольному господству. Человечество от «холодной войны» перешло к не менее «холодному» миру.

Умножается число вооруженных конфликтов. По данным ООН, за последнее десятилетие было отмечено свыше 100 локальных войн в различных частях мира, в них было вовлечено 57 государств. Произошел новый виток гонки вооружений, их качественная модернизация с целью усиления разрушающей силы. Ядерным оружием обзавелись Индия и Пакистан, но оно, видимо, имеется и у ряда других государств, хотя и не принадлежащих официально к «ядерному клубу». Двух мировых войн в XX в., писал Эрих Ремарк, возможно, окажется недостаточно в качестве урока для человечества. «Мир снова погружен в пепельно-серый свет апокалипсиса. Еще не улетучился запах крови и не осела пыль от разрушений последней войны, а в лабораториях и заводах уже опять работают на полных оборотах, дабы сохранить мир с помощью оружия, которым можно взорвать весь земной шар» .

Поскольку насилие представляет экстремальную форму деятельности, оно чаще всего воспринимается не только на уровне обыденного сознания, но и в ряде научных концепций как априори негативное явление, абсолютно несовместимое с общепринятыми нормами морали. Такой подход, оперирующий некими неизменными ценностями и отличающийся догматичной прямолинейностью, не позволяет рассматривать это явление в контексте исторической эволюции цивилизации, проводить дифференциацию качественно различных по содержательной сущности и целенаправленности насильственных действий. Высказывая критическое отношение к такого рода одномерному подходу, американский политолог Ч. Найбург пишет: «Общество состоит из конкурирующих социумов и групп людей, борющихся за получение или сохранение различных благ при помощи широкого арсенала средств. В этой борьбе применяются либо мирные, либо насильственные методы, и, соответственно, жизнь общества определяется двумя понятиями – миром или войной, насилием или ненасилием. Мирное состояние означает, что конкурентная борьба происходит в рамках легальности и закона. Наоборот, когда происходит нарушение существующего порядка и столкновение противоборствующих сил достигает крайней остроты, эта борьба выливается в насильственные акции» .

Сложившаяся аксиоматика взгляда на насилие как исключительно антисоциальное и внекультурное явление обусловлена смешением двух различных подходов – историко-теоретического и нравственного, оперирующего преимущественно моральными категориями. В последнем случае оказывается невозможным выявление каузально-детерминированной связи между насилием и другими проявлениями человеческой деятельности, определенными типами общественной организации, установление корреляции их эволюционной динамики. Игнорирование принципа историзма и классовости объективных законов общественного развития приводит к тому, что все насильственные проявления воспринимаются как однородные. Только при анализе насилия в социокультурном аспекте появляется возможность рассматривать его в качестве трансисторической формы социальной жизни, всеобщего модуса существования человечества.

История представляет арену противостояния диалектически взаимосвязанных созидательных и разрушительных сил, на исторический процесс одновременно оказывают влияние конструктивные и деструктивные факторы. Вполне объяснимо различное отношение к актам насилия субъектов межчеловеческих отношений в зависимости от того, по какую сторону «социальной баррикады» они находятся. Но при этом нельзя не согласиться с высказанной Р. Ароном мыслью, что «история остается по меньшей мере историей людей по мере того, как она развертывается до настоящего времени, когда она определяется по существу борьбой и насилием. И она будет определяться насилием до конца предыстории» , то есть до тех пор, пока не исчезнут антагонизмы между человеком и человеком, человеком и природой.

Научно установлено, что за 3400 лет записанной истории было всего 234 года, когда люди не вели войн. Это может свидетельствовать о том, что войны есть не случайное явление. Они возникают отнюдь не по прихоти отдельных правителей или из-за честолюбивых амбиций генералов. Хотя, конечно, нельзя сбрасывать со счета случаи, когда человеческие страсти брали верх над разумом. Иначе история имела бы слишком фаталистический вид. К. Клаузевиц считал неразумным из-за отвращения к «суровости стихии войны» упускать из вида ее природные свойства и объективные корни. «Война относится к области общественной жизни, – писал он. – Война есть столкновение значительных интересов, которые разрешаются кровопролитием, и только этим она отличается от других конфликтов» .

Определяющим критерием для установления истинной значимости и роли конкретного насильственного действия выступает не моральный, а сущностный фактор, его целевое назначение. Все зависит здесь от того, является ли применяемое насилие орудием тирании или демократии, инструментом исполнения закона и его защиты или же его нарушения. Насилие может играть позитивную роль и быть объективной необходимостью, когда его применение способствует поступательному движению общества, направлено против иноземных захватчиков, на свержение антинародных режимов. Т. Джефферсон считал, что бунт народа против неугодных правителей есть «хорошее дело и так же необходим в политическом мире, как бури в мире природном. Восстания действительно выявляют нарушения прав человека, которые их породили» .

Все великие революции в истории, сыгравшие роль «локомотивов» социального прогресса и положившие начало новому этапу цивилизации, вынуждены были применять насилие против сопротивляющихся консервативных сил. Парижская Коммуна в XIX в. и социалистическая революция в России в XX в. – эти два знаменательных события, повлиявших на умы многих поколений, явились не только разрушительными, но и созидательными факторами.

Насилие как способ самозащиты и спасения от агрессивных насильственных действий, как способ их предупреждения признается законным и оправданным. Национально-освободительные войны служили интересам не только отдельных наций, но и внесли вклад в дело защиты и распространения всечеловеческих прав и свобод, под их натиском рухнула колониальная система. Благодаря разгрому нацистской Германии во Второй мировой войне человечество было спасено от фашистского рабства.

Наиболее концентрированным и масштабным проявлением социального насилия являются войны. То, что создается многими годами человеческого труда и творческого разума, во время войн уничтожается вместе с творцами материальных и духовных богатств, превращается в руины. Плата за развязанные войны возрастала прямо пропорционально уровню развития научно-техни-ческого прогресса, внедрения его открытий в военную область. Войны становятся все более кровопролитными и разрушительными. Жертвами Первой мировой войны стали почти 10 млн человек, стоимость материальных потерь исчислялась в 338 млрд долларов. Во Второй мировой войне погибли свыше 54 млн человек, материальные потери достигли 4 трлн долларов .

Развивалась не только «индустрия смерти», но и военная теория, стратегия и тактика вооруженной борьбы трансформировались адекватно появлявшимся новым боевым средствам. Последним «достижением» военной мысли является разработанная и уже применяющаяся на практике «безрисковая война». Доктрина «безрисковой войны», на которую делает ставку американский генералитет, есть продукт технологических инноваций, поскольку основывается на возможности избежать риска значительных потерь для имеющей абсолютное военно-техническое превосходство страны в развязанном ею вооруженном конфликте. Именно руководствуясь такой предпосылкой, администрация США принимала решение о вторжении в Ирак, убеждая общественность в практической безнаказанности этой агрессивной акции для самих США и их союзников по НАТО. Аналогичные суждения распространялись и при совершении военной агрессии в Югославии. Заявлялось что новейшие средства вооружения позволяют наносить «точечные удары» исключительно по военным объектам, и их применение якобы не угрожает гражданскому населению.

Однако все подобного рода заявления оказались мифом, были опровергнуты реалиями военной действительности. «Чистых» войн не бывает, они всегда несут смерть и страдания всем участникам, ведут к материальному разрушению и нравственному разложению. Саму концепцию войн «малой кровью» следует признать столь же антигуманной, как и любую другую форму апологетики милитаризма. Но она еще отличается и циничным эгоизмом в трактовке проблемы безопасности, поскольку ее пропагандисты представляют интересы той воюющей стороны, которая лучше оснащена новейшими видами вооружения и для которой риск массовой гибели военнослужащих в силу этого значительно меньше. Что же касается гибели людей с другой стороны, в том числе и мирного населения, то их судьба, видимо, в расчет вообще не принимается.

В настоящее время в мире существует только одна сверхдержава – США, конкурировать с которой по военной мощи не способно ни одно государство. Но в условиях ядерного противостояния, когда Россия и некоторые другие государства обладают оружием массового поражения, американское превосходство в силе превращается в иллюзию. В случае возникновения военного конфликта с применением ракетно-ядерного оружия США подвергаются опасности уничтожения в такой же степени, как и их противники. Цена риска становится равнозначной для всех, и поэтому политика «имперской самонадеянности» ничем не оправдана.

Бичом современного человечества стал переживающий свой ренессанс политический терроризм. Возродившийся в невиданных ранее масштабах и формах, он превратился во всепланетное явление, наполнился новым социальным и национальным смыслом. Его отличие от терроризма столетней давности, использованного в основном российскими революционерами, заключается прежде всего в его международном характере, в глобальном охвате всех без исключения регионов планеты. Его объектами становятся уже не только и не столько отдельные индивиды, но значительные массы людей, общественные и правительственные учреждения, транспортные и энергетические системы. «Новым для сегодняшнего терроризма, – пишет американский философ О. Демарис, – является то, что террористы отбросили понятие невинных людей, они провозгласили право убивать всех, стремятся терроризировать целые народы» . Получил распространение и такой неизвестный для «классического» терроризма метод, как захват заложников с политическими целями.

Терроризм, как и любое общественное явление, имеет свои истоки, мотивируется политическими, идеологическими, экономическими, этническими и религиозными факторами. Он представляет искаженную по сущности и направленности рефлексию на состояние угнетенности и бедности, в котором находится значительная часть населения некоторых регионов планеты, определенные слои общества. Это их мстительный ответ на допущение неравенства и несправедливости в распределении материальных благ между классами и нациями, на нежелание богатых делиться с бедными. «Терроризм не рождается из небытия. Он имеет причины, которые редко его оправдывают, но всегда объясняют» , – считает французский политолог К. Жюльен, указывая на то, что террористическое насилие как вспышка массового недовольства освещает дефекты общества. Тем самым одно зло пытаются исправить другим злом. Признавая, что терроризм отражает яростное сопротивление восточной цивилизации натиску вооруженной разрушительными научно-техническими достижениями западной цивилизации, что он направлен против порочной политики глобализации, проводимой в узкоэгоистических национальных и корпоративных интересах, английский философ Ч. Фримен подчеркивает, что «праведные цели тотального террора» приводят к лишению жизни граждан, не имеющих отношения к принятию государственных решений и не несущих за них ответственности .

Конкретные цели, преследуемые при совершении террористических актов, могут существенно различаться. Поводом для них могут стать самые неожиданные и труднопредсказуемые события. По всему миру прокатилась волна протестных выступлений, сопровождавшихся насильственными действиями, в связи с публикацией в западной печати карикатуры на пророка Мухаммеда. Этот факт свидетельствует о том, что даже такое, казалось бы, малозначительное с точки зрения европейского менталитета явление способно вызвать столь массовую и острую реакцию мусульман, стать детонатором не только «холодной», но и «горячей» войны цивилизаций.

Терроризм носит исторический и транснациональный характер, отличается специфическими проявлениями в разные эпохи и в разных регионах. Отсюда вытекает сложность научного познания и определения террористической деятельности, подчас не укладывающейся в общепринятую шкалу ценностей и норм, имеющей неоднозначный характер, нередко оценивающейся по двойным стандартам. Поэтому, очевидно, до сих пор наблюдается и весьма расширительная и терминологически нечеткая трактовка самого понятия «терроризм», смешение разных форм его проявления.

Особо следует отметить опасность приобретшей в настоящее время значительное распространение такой формы терроризма, как государственный терроризм. Он находит свое выражение в действиях, направленных на нанесение материального и морального ущерба государствам, неправомерном вмешательстве в их внутренние дела посредством использования для этого оппозиционных элементов, выступающих против законной власти, достижении иными нелегальными способами превосходства над другими субъектами международных отношений. Государственный терроризм, зачастую прикрывающийся лозунгами борьбы за демократию и соблюдение гражданских прав, стал основным методом агрессивных внешнеполитических акций США. К ним можно отнести и прямые военные действия США в Югославии и Ираке, и попытки оказания в разной форме давления на Россию и другие государства СНГ.

Нельзя признать состоятельным существующее объяснение терроризма исключительно патологическими изъянами психики отдельных индивидов, наличием агрессивных по своей природе людей, в биологическом коде которых заложен «ген агрессии», которыми овладевает «рефлекс неповиновения». Террористами не рождаются, ими становятся в конкретных социальных условиях, влияющих на сознание и поведение индивидов, вставших на путь незаконных и аморальных действий, подкрепляемых ложными теоретическими аргументами и политическими лозунгами. Среди террористов, конечно, немало психически неуравновешенных и душевнобольных людей, количество которых сегодня возрастает, что обусловлено ростом стрессовых ситуаций и экстремальных явлений, приводящих к повышенной психологической нагрузке на человека. Можно согласиться с мнением, что политический терроризм есть побочный продукт индустриальной революции, беспорядка, порожденного разрушением старых моделей жизни. Происшедшая в переходный период ломка социальных структур и переоценка ценностей выбили из привычной жизни и привели к деклассированию значительные общественные слои, породили чувство униженности и безысходности, чрезвычайные проявления экстремизма. Но делать на этом основании какие-либо обобщающие выводы в отношении психического состояния всех террористов представляется неоправданным.

Социологические исследования показывают, что социальный состав террористических организаций крайне разнороден. «Деклассированность и рождающееся на ее основе чувство обездоленности, болезненная реакция на несправедливость, ненависть к окружающей действительности, жажда мщения и самоутверждения, примитивность представлений о свободе и равенстве легко приводят к идее тотального отрицания, стимулируют стремления к разрушительным действиям. Эти стремления могут реализоваться и в массовых бесчинствах, и в действиях уголовного характера. Но они способны и декорироваться пафосом антикапиталистической борьбы и даже борьбы за социалистические идеалы» .

Таким образом, уникальность феномена терроризма заключается именно в том, что в нем тесно переплетаются романтический индивидуализм и политической авантюризм, устремленность к высшим идеалам и аморальная фанатическая жестокость, вера в собственную избранность и беспринципность, извращенная жертвенность и патологическая ущербность, смешение реального и желаемого.

Историческая практика достаточно убедительно выявила неэффективность и пагубность террористических действий как средства революционной и национально-освободительной борьбы. К. Маркс, относя терроризм к проявлениям политического волюнтаризма и авантюризма, характеризовал его как «всемирно-историческое заблуждение», которому подвержены некоторые борцы за «благо человечества». Никакие ссылки на некие благие цели, ради которых совершаются террористические акты, не могут служить их оправданием. Они неизбежно связаны с нарушением норм законности и морали, создают угрозу свободе и безопасности людей, их основному праву – праву на жизнь, несовместимы с принципами гуманизма. «Цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель...» . Нельзя забывать и то, что насилие порождает насилие, оно всегда вызывает цепную реакцию, неизбежно ведет к ответному насилию.

Терроризм есть, безусловно, социальное явление, обусловленное объективными условиями общественного бытия. Отказ признавать эту истину и игнорировать существование реальных факторов, питающих терроризм, мешает последовательной борьбе с ним. Но, с другой стороны, не следует разделять вульгарно-репродукционисти-ческие представления о принципиальной неустранимости этого зла, его абсолютной неизбежности. Нельзя не согласиться с мнением ряда ученых о возможности преодоления этого нежелательного явления, но лишь если не поддерживать убеждение в том, что агрессивность является неустранимым биологическим инстинктом.

Россия переживает сейчас очередную смену исторических вех. Процесс реформации происходит в сложных условиях постсоветской действительности, сопровождается столкновением рождающегося нового и не спешащего уходить старого образов жизни, противоборством различных общественных сил. На Россию обрушился «тайфун» всевозможных кризисов, преступности, межэтнических конфликтов. Не случайно Россия рассматривается международными экспертами как «зона повышенного риска». В атмосфере повышенной нестабильности и конфликтности появляется склонность к проведению силовой политики, стремление прибегнуть к диктаторским методам для наведения порядка и быстрейшего выхода из кризисного состояния, возникает ностальгия по «сильной руке», поднимают голову «политические ястребы».

Для России проблема насилия являлась одной из наиболее первостепенных и жизненно важных во все исторические эпохи. О «русском насилии» в мировом общественном сознании сложилось много искусственно создаваемых стереотипов негативного свойства. Россию принято изображать в качестве основной агрессивной силы на международной арене, приписывать ей традицию экспансионистского развития с целью завоевать весь мир. И в настоящее время утверждается, что независимо от каких-либо демократических преобразований российский социум продолжает представлять «тотальное насилие» над личностью, угрозу всеобщей свободе и демократии. За всеми этими инсинуациями скрываются далеко-идущие цели врагов России. Русский историк К. С. Аксаков еще в XIX в. писал, что если где-то развязывается кампания по обвинению России в захватнической политике, то это наверняка означает, что одно из западных государств готовится совершить где-то очередную агрессию . Правильность этого суждения подтверждается сегодняшней действительностью. Перед вторжением США в Югославию и Ирак, как по команде, на Западе развернулась антирусская пропагандистская кампания.

Феномен «русского насилия», обладая универсальными чертами и общими свойствами содержательной сущности, присущими насилию как общественно-политической категории, имеет вместе с тем свои характерные особенности и отличия. Они обусловлены конкретными историческими и геополитическими реалиями, господствующими общественно-экономическими отношениями, спецификой российской ментальности. Некоторые ученые пытаются объяснить традиционную силовую политику и деспотический характер власти в России разного рода патологическими отклонениями в психике отдельных российских политиков, субъективными свойствами ее правителей. Возможно, в отдельных случаях это действительно имело место, но определяющую роль здесь все же играли объективные факторы. Прежде всего такие, как потребность «собирания земли русской», ликвидация ее раздробленности, объ-единение многочисленных княжеств в единое целое. Жестокость обстоятельств диктовала потребность в авторитарной и максимально централизованной государственной системе властвования, необходимость приоритета общественных интересов над частными, региональными и индивидуальными.

Расположенной между Востоком и Западом в географическом и цивилизованном аспектах, России пришлось пережить больше военных катаклизмов, нежели другим странам, постоянно защищать свою территорию от иноземных агрессоров. За 538 лет, прошедших со времени Куликовской битвы до выхода России из Первой мировой войны, она находилась в состоянии войны 334 года, то есть две трети своей исторической жизни. Все крупномасштабные социальные модернизации осуществлялись в России «сверху», и, как правило, сопровождались применением массового насилия. Метод «реформаторского насилия» использовался для ускорения экономического и культурного развития при каждой попытке «прорубить окно» в западную цивилизацию.

Масштабность российской территории и многоликость населяющих ее народов, непокорность региональных вождей и их сепаратистская политика также во многом определяли авторитарные формы и методы управления. Принцип единства и неделимости России неукоснительно отстаивался и проводился в жизнь всеми возможными средствами, был всегда основополагающей доминантой всех российских правителей. И этому есть объяснение. Выражая негативное отношение к проявлениям сепаратизма уже в условиях революционной России и указывая на причастность к этому явлению враждебных внешних сил, Александр Блок писал, что «если распылится Россия», то придет конец великой державы, она станет служанкой сильных государственных образований . Поистине провидческое суждение.

Конец XX в. ознаменовался приходом к власти в России новых политических сил, сделавших ставку на осуществление демократических реформ и ликвидацию тоталитарного прошлого. Стратегической целью начавшегося всеобъемлющего процесса модернизации было провозглашено построение гражданского общества и правового государства, рыночной экономики, обеспечение приоритетности прав и свобод человека. Однако «победоносного шествия» демократии пока не состоялось. Его и не следовало бы ожидать, исходя из общеисторических закономерностей реформационных процессов, а также некоторых «индивидуальных» особенностей российской действительности. Мировая практика становления и развития демократии свидетельствует, что этот процесс никогда и нигде не был скоротечным, прямолинейным и бесконфликтным. Внедрение демократических ценностей в общественное сознание и политическую практику невозможно осуществить «кавалерийским наскоком».

Демократия не стала нормой и образом жизни общества и граждан, демократические ценности остаются нереализованными. На смену тоталитарному антигуманизму пришел рыночный антигуманизм, вместо диктатуры партийных вождей наступило засилие криминального бизнеса и коррумпированной бюрократии, разгул беззакония и состояние безвластия. А ведь еще Т. Гоббс высказывал мнение, что «лучше жить в стране, где ничто не дозволено законом, чем в такой, где все дозволено им» .

Несмотря на хаотичность и нестабильность социально-политической обстановки, раскол общества и всеобщее недовольство, Россия не сорвалась в омут гражданской войны, мирное эволюционное развитие не обернулось немирным революционным катаклизмом. В целом модернизационный процесс, несмотря на все его противоречия и издержки, носит ненасильственный характер. Трудно сказать, чья в этом заслуга больше – власти или народа. Во всяком случае, на «шоковую терапию» народ не ответил «шоковой хирургией», благодаря чему удалось избежать «большой крови».

Однако перевести стрелку российской истории на новый путь цивилизационного развития исключительно мирными средствами, избежав всякого насилия вообще, оказалось все же невозможным. На российском примере еще раз подтвердилась истинность мысли П. Сартра о том, что насилие в любом случае необходимо, чтобы перейти от одного общества к другому. Уже начало перестроечного процесса ознаменовалось рядом конфликтов, сопровождавшихся насильственными действиями и вооруженными столкновениями в Прибалтике, Грузии, Армении, Азербайджане, Молдавии. Некоторые из них получили продолжение в последующие годы, после развала СССР, с участием уже России, вынужденной по тем или иным причинам направлять в эти «горячие точки» СНГ свои военные контингенты.

Но и в самой России за прошедшие с начала реформ годы насчитывается достаточно большое количество проявлений насилия в разной форме и по разным поводам. Военную силу пришлось применить в 1991 г. для подавления пресловутого заговора организаторов ГКЧП, имевшего целью смену руководства страны и коррекцию перестроечной политики М. С. Горбачева. И хотя здесь обошлось «малой кровью», столица России в эти дни напоминала военный город. Вооруженная борьба между исполнительной и законодательной властью, когда на стороне первой действовала регулярная армия, а вторых поддерживали добровольцы, представлявшие оппозиционные силы, развернулась в 1993 г. Эти трагические события, окончившиеся расстрелом российского парламента и повлекшие многочисленные жертвы, не получили еще однозначной оценки, не прекращаются дискуссии по поводу их истинных виновников и правомерности действий властей, имевшейся возможности избежать кровопролития.

Не обошлось и без российской локальной войны, начавшейся в Чечне в 1996 г. и продолжающейся до настоящего времени. Под прикрытием ваххабитского лозунга борьбы за «чистоту ислама» чеченские боевики при активной поддержке из-за рубежа преследуют далеко идущие цели отрыва от России обширных южных территорий и создания на них исламского государства фундамента-листского типа. После уничтожения основных сил незаконных во-оруженных формирований война перешла в стадию партизанской борьбы с их стороны, влечет большие потери, в том числе и среди мирного населения.

Немало проявлений насильственных действий в различной форме имело место в последние годы «снизу», со стороны гражданского населения, что служит выражением недовольства политикой центральной или местной власти. В разных регионах России периодически вспыхивали бунты и забастовки из-за несвоевременной выплаты зарплат, массовой безработицы, отключения электроэнергии, произвола администрации предприятий и государственных чиновников. Толпами протестующих людей перекрывались автомобильные и железнодорожные магистрали, пикетировались учреждения органов власти, задерживались в качестве заложников их сотрудники. Нередко эти протестные движения масс сопровождались применением физической силы с обеих сторон.

Но если проявления открытого насилия в этот переходный период носили сравнительно ограниченный характер, то этого нельзя, наверное, сказать о проявлениях скрытого насилия, которое менее бросается в глаза и носит более завуалированный характер. Такое латентное насилие, включающее действия, причиняющие вред и ущерб не только физическим, но и косвенным экономическим, идеологическим и психологическим принуждением, манипулированием сознанием и поведением людей, представляет такую же опасность, как и прямое физическое. К проявлению косвенного насилия можно, очевидно, по праву отнести проведенную в России в 90-е гг. масштабную приватизацию, нанесшую огромный материальный и моральный ущерб обществу в целом и отдельным гражданам в частности. Совершенное перераспределение собственности, вылившееся, по сути, в незаконное присвоение кучкой нечестных дельцов и коррумпированных чиновников общенародного достояния, введение неконтролируемых свободных цен, крах денежных сбережений населения, последующая гигантская инфляция обрекли массу людей на нищенское существование. По данным даже официальной статистики, четверть населения страны живет на доход ниже прожиточного минимума. В этих условиях встала проблема расхождения между «равенством возможностей» и «равенством результатов», то есть различие между формальными конституционными правами и свободами граждан и их практической реализацией, которая поставлена в зависимость от социально-экономического положения индивидов. В обществе, осущест-вляющем демократические реформы, человек оказался на практике не в меньшей степени отчужденным, чем он был в коммунистическом тоталитарном.

Наблюдавшийся в последние годы в России резкий скачок смертности, достигающий ежегодно одного миллиона человек, несомненно, является во многом результатом неполноценного питания и медицинского обслуживания основной массы населения. Усилились психические стрессы на почве охвативших общество чувств унижения, безысходности, пессимизма. Показателен и факт небывалого увеличения самоубийств, по числу которых Россия вышла на одно из первых мест в мировой статистике. Беспрецедентный рост всех видов преступности, в первую очередь организованной, жертвами которой каждый год становятся десятки тысяч людей, также можно отнести к проявлению фактически социальной войны в обществе.

Образ мышления и поведение современного человека во многом зависят от оказываемого на него влияния средств массовой информации. Используя новейшие коммуникативные технологии, они способны осуществлять моральное насилие путем манипулирования общественным сознанием в заданном направлении, служить целям дезинформации и духовного разложения масс, превращать людей в бездумную и послушную массу. Такое информа-ционно-психологическое насилие над российскими гражданами совершается под видом свободы слова средствами массовой информации, насаждающими культ силы и вседозволенности, аморальности. Пособником им в этом служит и низкопробная масс-культура, разжигающая низменные чувства и пропагандирующая порочные наклонности, растлевающая молодое поколение россиян. Ищущие нездоровых сенсаций, средства массовой информации ориентируют сознание людей на потребительские образы, насаждают гедонистические установки и принципы эгоистического индивидуализма, осуществляют тотальную манипуляцию аудиторией, подменяя реальное символически виртуальным.

Возможен ли всеобщий отказ от ведения войн и использования силы, может ли быть достигнут «вечный мир»? Это зависит от комплекса социокультурных факторов, от того, станут ли нормы миролюбия высшими законами отношений не только между людьми, но и между государствами. Культура мира должна превратиться в историческую потребность и стать главенствующей доминантой человечества XXI в.

Если не будет преодолена враждебная разобщенность человечества, несовместимость противостоящих цивилизаций, не будет положен конец стремлению силовым путем добиваться чьего-либо превосходства, над человечеством будет постоянно висеть дамоклов меч глобальной военной катастрофы. Социальной войне должен быть противопоставлен социальный мир. Следует полагать, что идея «вечного мира» – это утопия не абсолютная, а относительная. Хотя она не может быть реализована в настоящих условиях, это не означает, что она не осуществима вообще никогда. Ведь история есть процесс беспрерывного изменения условий бытия и человеческой природы, превращения утопий в практическую реальность. И поскольку, как считал Тейяр де Шарден, «история жизни есть по существу развитие сознания» , то не исключено, что в какой-то точке этого эволюционного процесса произойдет под воздействием определенных обстоятельств качественный скачок в человеческом мышлении, знаменующий смену культуры насилия на культуру ненасилия.

В. И. Вернадский, учитывая нарастающую тенденцию глобализации с ее противоречивыми проявлениями, высказывал убеждение, что человечество способно выжить, только научившись мыслить космическими категориями. Для этого каждый житель планеты должен «мыслить и действовать в новом аспекте, не только в аспекте отдельной личности, семьи или рода, государства или их союзов, но в планетарном аспекте» . Философия мира должна стать формой обыденного миропонимания, превратиться в способ внутрикультурной ориентации человека, стать общепризнанной интеллектуальной матрицей новой исторической эпохи. Поскольку человек есть продукт конкретных общественных обстоятельств, для изменения его сознания и поведения следует изменить эти обстоятельства, сделать их человечными.

Взаимопонимание и доверие – главные факторы глобализации мирового сообщества, построения ненасильственного мира, основанного на человеческой солидарности. Важное значение приобретает свободный диалог по ключевым проблемам современности. Посредством него выявляются и решаются не только текущие вопросы международных отношений, но и перспективы мирового развития, изыскиваются возможности избежать крайних форм конфронтации.

Поступательный процесс цивилизационного развития, его в целом прогрессивная направленность дают основания для оптимизма, и никакие истребительные войны и разрушительные катаклизмы, никакие революционные потрясения и геополитические зигзаги не в состоянии поколебать превосходства гуманистических идеалов, жизни над смертью, остановить неодолимое стремление людей обрести мирную и счастливую земную судьбу. И, может быть, в XXI в. осуществится мечта русского поэта Сергея Есенина о времени, «когда во всей планете пройдет вражда племен».

Насилие – это общественное отношение, в ходе которого одни индивиды (группы) с помощью внешнего принуждения, представляющего угрозу жизни, подчиняют себе других, их способности, производительные силы, собственность . В этом определении подчеркивается социальный характер насилия, тот факт, что оно применяется во всех сферах общественной жизни – экономической, политической и духовной. Его субъектами и объектами могут быть отдельные личности, классы, группы людей, а также нации и государства.

Социальное насилие можно условно подразделить на два вида:

- прямое насилие , которое сопровождается непосредственным применением силы (война, политические репрессии)

- косвенное (скрытое)насилие, когда непосредственное использование силы отсутствует, а имеют место различные формы духовного, психологического давления, экономическая блокада; или когда существует только угроза применения силы (политическое давление). Насилие признается неотъемлемым элементом общественных отношений и политической жизни современного общества.

В социальной философии существуют несколько трактовок сущности насилия :

1. Насилие как общественный институт и отношение. Оно порождено социальными условиями антагонистического общества и возникло на определенном этапе исторического развития вместе с частной собственностью на средства производства, разделением общества на классы и образованием государственной машины. В индустриальную эпоху насилию подвергалась природа, затем насилие было перенесено на общество в целом. Так возникла идея насильственной социальной революции как средства ускорения социального прогресса. Маркс уже явно оправдывает насилие как чисто социальное явление, применимое в борьбе за социальный идеал угнетенного класса. Но история показала, что оправдание насилия приводит к аморализму, оправдывающему разрушения, смерть, террор и диктатуру, что следует рассматривать как негативные явления уже сами по себе.

Формы насилия в современном мире – это неравное распределение благополучия, безработица, попрание прав человека и религиозной свободы, расизм, сексизм, коррупция, наркомания, насилие в семье и на улице, стрессы, страх, давление СМИ.

2. Насилие как проявление индивидуальной человеческой агрессии, иррационального биологического инстинкта . Здесь насилие выступает как продукт человеческой природы (Гоббс, Ницше, Фрейд), происходит биологизация и психологизация насилия.

Второе направление распространилось во второй половине XIX века сначала под названием социал-дарвинизма. Закономерности животного мира, были распространены на общественную жизнь, теория естественного отбора и борьбы за существование была перенесена в область социальных отношений. На место организма была поставлена социальная группа. Насилие социал-дарвинисты связывали с самой сущностью цивилизации, объявляли войны естественными для человеческого общества.

В наше время во втором смысле проблему насилия трактует социальная этология (этология – это учение о поведении животных в естественной для них среде). Австрийский биолог Конрад Лоренц считает, что социальное насилие имеет этологическую природу, биогенетически обусловлено. Человек генетически несовершенен и неприспособлен как биологический вид, отсюда его агрессивные стремления в отношении себе подобных. Человек в отличие от животных способен на братоубийство. Эта внутривидовая агрессия служит, в конечном счете, целям сохранения вида. Лоренц доказывает, что жажда агрессии и насилия являются врожденным инстинктом человеческой природы и источником всех конфликтов.

3. Насилие как абстрактное этическое понятие. В этом смысле говорят, что насилие есть зло, причиняемое человеку; применение силы в отношении кого-либо; иррациональное действие, наносящее ущерб в той или иной форме; нарушение чьих-либо интересов и прав. Насилие, таким образом, рассматривается как негативное явление. Привлекательность такого понимания насилия в том, что оно рассматривается как противоестественное поведение и явление, в отличие от биологизаторских трактовок.

4. Психологическое или духовное насилие, обозначающее соответствующее давление или вредное воздействие на чью-либо совесть, психику, убежденность, образ мышления или духовную свободу. Благодаря такому насилию человека принуждают вести себя совсем не так, как он того хотел бы. Насилие может быть направлено против жизни и здоровья человека, его чести и достоинства, свободы его воли и духа. Это затрагивает основные права и интересы личности, нарушает естественные права человека.

5. Насилие как социально обусловленная внутренняя агрессивность человека . Э. Фромм в своей «анатомии деструктивности» пытается преодолеть биологизм Фрейда и социологизм Маркса. Внутренняя агрессивность человека существует, если есть социальные условия, которые способствуют ее проявлению. У человека имеются две ориентации – биофилия как любовь к жизни, добру и некрофилия как любовь к мертвому, механическому. Последняя расцветает в современном механизированном обществе и имеет своей основой конформизм и страх перед сложностью жизни.

По вопросу о приемлемости насилия в обществе существуют различные точки зрения:

1) Нравственное оправдание насилия (в трудах Ницше и французского анархо-синдикалиста Жоржа Сореля).

2) частичное оправдание насилия в рамках общего отрицательного отношения к нему (более распространенная позиция). Насилие оправдывается, например, как жертва во имя будущего, или как возможность предотвращения большего насилия, или когда насилие может служить благой цели.

3) ненасилие, т.е. неприемлемость насилия и его запрет.

Идеи ненасилия содержатся во всех религиях и культурах мира. Философские учения и религии Востока (индуизм, буддизм, даосизм) подчеркивают внутреннее преображение в результате освобождения от насилия. Западные религии и философия придают большее значение внешнему освобождению и практическим делам.

Ненасилие как теория и практика возникает в ХХ в. (Генри Дэвид Торо, Лев Толстой, М.Ганди и Мартин Лютер Кинг). Как общий этический принцип ненасилие выступает в качестве безусловного запрета на насилие . Как особая программа конкретной деятельности ненасилие направлено на разрешении тех конфликтов, которые обычно решались с помощью нравственно разрешенного насилия. Из трех возможных реакций на воинственную несправедливость: покорность, насильственное сопротивление, ненасильственное сопротивление – ненасильственное сопротивление выше по уровню, предполагает большую душевную зрелость, чем та, которая допускает насильственную реакцию или примирение с насилием. Ненасилие – это постнасильственная стадия борьбы с социальной несправедливостью.

Ненасилие – это часть человеческого существования, его надо развить в каждом человеке, чтобы затем перейти к коллективным действиям. Ненасилие считает, что зло существует в структурах, а не в людях, поэтому оно и борется со структурами. Цель ненасилия в преодолении несправедливости на уровне совести. Принцип ненасилия предполагает определенную концепцию и понимание человека, выраженную в следующих принципах :

1) человек как высшая ценность среди всего мира, поэтому к нему надо относиться с уважением, даже к врагу;

2) каждый человек обладает совестью и, значит, может изменить свою позицию. Основа ненасильственных действий – глубокое доверие к человеку и вера в человечность. Ненасилие создает возможность открыть в себе человечность;

3) предполагает необходимость изучения методов и стратегии ненасилия, самосовершенствование и самодисциплину, ведение диалога, неучастие и гражданское неповиновение. Всему этому надо учиться.

Принцип ненасилия гласит: Во всех случаях действуй ненасильственно . Ненасильственные действия надо совершать не в силу их необходимости, а потому что они таковы. Ненасилие призывает нас к поиску и созиданию новых форм отношений с другими. Главное в том, в чем мы сходны со всеми людьми, – в способности к добру и моральному совершенствованию. Менее важны различия по расе, полу, классу, религии,национальности.

Идеи непротивления злу насилием составили содержание мировоззрения Л.Н. Толстого (1828–1910): это принципы воздержания от мнимых обид, от возмездия, необходимость прощения, любовь вместо мщения. Для М. Ганди (1869–1948) это принципы Ахимса и Сатьяграха.

Ахимса (а-химса – не-насилие на всех европейских языках) – это абсолютное ненасилие и убийство только в целях защиты. Позитивную сторону этого принципа составляют: любовь к человеку и животным, милосердие, самопожертвование.

Сатьяграха – «сила правды» – это метод ненасильственной борьбы путем убеждения, уступок, честности, доверчивости, неповиновения и несотрудничества с несправедливостью, это активное ненасилие . Сатьяграха родилась в Южной Африке в 1908 г. и обозначало английский эквивалент «пассивное сопротивление». Ганди писал, что сатьяграха – это чистая сила духа. «Душа наполнена знанием, в ней рождается любовь. Если кто-то причинит нам боль невежеством, мы победим его любовью… ненасилие – это покой, но активное ненасилие – это любовь». Приверженец Сатьяграха не должен отрекаться от Истины, он не опасается за свое тело, не желает разгрома своему противнику, не может применить к нему физическую силу, он ему только сострадает. А сатьяграху можно применить в любых ситуациях.

М. Ганди все-таки предполал, что применение силы лучше трусости: в конце концов, мы пытались действовать как люди. Ненасилие может пробудить только настоящая сила. Вопрос о ненасильственных действиях встает только в ситуации конфликта. «Ненасилие – это сила духа или власть божественного внутри нас. Она действует независимо, не требуя физической помощи для себя. Нет ничего, что превосходило бы по силе и смелости ненасилие, оно непобедимо и достижимо. Путь мира есть путь истины. Правда даже более важна, чем мир. Несомненно, ложь – мать насилия . Правдивый человек не может долгое время оставаться насильственным. Он ощутит в процессе поиска, что пока в нем остается легкий след насилия, он не найдет истину». «Осознать зло, – говорил Ганди, – и не противостоять ему – значит предать в себе человека».

Мартин Лютер Кинг разработал 6 принципов ненасилия : 1) ненасилие как метод борьбы требует мужества, это активное ненасильственное сопротивление; 2) в борьбе нельзя унижать противника, но завоевать его дружбу и понимание; 3) ненасилие борется со злом, а не с его жертвами, которым пришлось творить это зло; 4) нужно быть готовым принять страдание и не отвечать ударом на удар, быть готовым к тюремному заключению; 5) духовное насилие недопустимо, как и физическое, центром ненасилия является принцип любви-агапе, распространения доброй воли на всех людей; 6) на стороне справедливости находится весь мир, справедливость – это вселенское, космическое начало, содействуя справедливости через любовь и ненасилие, мы вносим гармонию во вселенную.

Формы и методы групповых ненасильственных действий сегодня определяются достаточно четко: цель должна быть объективно справедливой, ненасильственное действие должно быть направлено против явного нарушения прав человека. Средства в борьбе за справедливую цель должны быть также справедливыми. Ненасильственное действие является демократичным, творческим и коллективным. Методы ненасильственного действия следующие: диалог, переговоры, посредничество, прямые непосредственные действия, отказ от сотрудничества, гражданское неповиновение, голодовка (молитва, просьба), конструктивные программы. В таких действиях демонстрируют абсолютное уважение к человеческой жизни.

По оценке известного этика А.А. Гусейнова, философия и этика ненасилия сегодня уже не являются актом индивидуальной святости – они приобрели в высшей степени актуальный исторический смысл. Преодоление зла злом же уже невозможно в силу огромной разрушительной силы зла в нашем столетии.

В любом случае история свидетельствует, что насилие препятствует подлинному прогрессу общества, стимулируя негативные проявления человеческой природы. Ненасилие же – это не пассивность, а более эффективная реакция на насилие.